Уродка: и аз воздам - Геннадий Петрович Авласенко

взгляд его внезапно прояснился, круглый, как и у всех уродов, зрачок расширился почти до предела… и инспектор понял что мутант его всё же узнал…

– Ну что, поговорим? – всё тем же дружелюбным тоном продолжил инспектор. – Ты и теперь ничего не хочешь мне сообщить? Из того, что я ещё не знаю…

Запекшиеся окровавленные губы мутанта слегка шевельнулись…

– Что? – пододвинувшись к мутанту как можно ближе, спросил инспектор. – Ты что-то хочешь сказать? Ну, так говори!

Мутант ничего не ответил, но по всему видно было, что он всё слышит и всё понимает.

– Говори! – повторил инспектор. – Говори и мы сразу же тебя освободим!

Разумеется, это была ложь… а лгать всегда неприятно, даже если твой собеседник – всего лишь презренный урод из резервации. Но лгать сейчас было просто необходимо, к тому же, как там говорится? Цель оправдывает средства… так, кажется…

– Ты, верно, считаешь, что я соврал тебе тогда, во время первой нашей встречи? – вновь заговорил инспектор, когда ясно стало, что мутант отвечать явно не собирается. – Обещал отпустить, а вместо этого… Но ты ведь сам во всём виноват, согласись? Ты ведь не всё тогда мне рассказал? Ты промолчал о том, что встречался с этой тварью уже после того, как она от нас сбежала! Ведь встречался, разве не так?

Распухшие губы мутанта вновь слабо зашевелились.

– Ну?! – крикнул инспектор нетерпеливо. – Давай, отвечай! Где сейчас эта тварь? Что замышляет?

– Тварь – это ты! – неожиданно громко произнёс мутант.

А потом ещё и плюнул прямо в лицо инспектору. Вязкой кровавой слюной.

– Ах ты, мразь!

Мгновенно отскочив от допрашиваемого, инспектор выхватил из кармана носовой платок и принялся лихорадочно утираться. Вот же мразь… едва в глаз не угодил!

Невольно припомнилось расхожие слухи о том, что слюна уродов почти ядовита… впрочем, слухи эти были всего лишь слухами, не содержащими в себе ни малейшей капли истины.

А вот то, что подчинённые, находясь поблизости, всё слышали и всё наблюдали…

– Мразь паршивая! – мгновенно приходя в ярость, заорал инспектор.

Подскочив к мутанту вплотную, он размахнулся и изо всей силы ударил того по лицу.

– Получай, тварь!

Удар сыпался за ударом… инспектор и сам понимал, что поступает неправильно, что нельзя так поступать. И что сегодня же вечером и жандарм, и экзекуторы будут с упоением (и по великому секрету, разумеется) рассказывать всем встречным и поперечным не только о великом унижении господина старшего инспектора презренным уродом, но и о том ещё…

О том, что инспектор, этот образец выдержанности и хладнокровия, так позорно сорвался во время самого заурядного допроса.

Но инспектору было сейчас совершенно наплевать на то, что о нём подумают после.

– Мразь! – рычал он, нанося удар за ударом. – Мало тебе, тварь?! Мало?! Ещё получи!

– Господин старший инспектор! – донёсся до инспектора встревоженный голос экзекутора. – Как бы вы не прикончили его часом, господин старший инспектор!

Эта же мысль как раз в это время пришла в голову и самому инспектору. Тяжело дыша, он прекратил избиение и даже сделал шаг назад. Потом, вытащив из кармана очередной носовой платок, принялся тщательно вытирать испачканные кровью руки.

«Хотел же перчатки взять!» – промелькнуло у него в голове.

– Господин старший инспектор! – всё так же испуганно проговорил экзекутор. – Что прикажете делать с…

Он замялся, не договорив.

– Продолжайте допрос! – не глядя на экзекутора, сказал инспектор, одновременно с этим швыряя испачканный платок на пол.

– Слушаюсь!

Экзекутор наклонился к безвольно поникшему мутанту, а инспектору жгуче вдруг захотелось, чтобы мутант вновь ожил и смачно плюнул прямо в самодовольную эту харю, низко склонившуюся над ним. Конечно, желание сие было сплошным ребячеством, и ничем кроме… но как было бы здорово, если бы такое вдруг произошло!

Но ничего подобного, разумеется, так и не случилось. Мутант, хоть и остался жив после столь жестокого избиения, пребывал, кажется, в глубоком обмороке.

– Нашатырь! – не оборачиваясь, крикнул экзекутор помощнику. – Живо!

Но и нашатырь не помог. Мутант упрямо не желал более приходить в чувство, и все попытки его хоть как-то расшевелить равно оканчивались неудачей.

И инспектор почти обрадовался, когда в пыточную вбежал запыхавшийся секретарь.

– Господин… старший… инспектор! – ещё от порога выкрикнул, вернее, выдохнул он. – Там… там…

– Что там? – радуясь, что хоть на ком-то может сорвать всю накопившуюся злость и раздражение, рявкнул на секретаря инспектор. – Да не молчи же ты, болван!

– Там… господин окружной комиссар… прибыл…

– Что?!

Мгновенно подскочив к секретарю, инспектор ухватил того за отвороты мундира, с силой встряхнул.

– Что ты сказал?!

– Прибыл господин окружной комиссар, – испуганно повторил секретарь. – В Вашем кабинете сейчас… бумаги пересматривает. Вас дожидается…

– Чёрт!

Оттолкнув секретаря, инспектор бросился к выходу. Секретарь, понятное дело, сразу же последовал за ним.

– Чёрт! – прыгая сразу через три ступеньки, бормотал себе под нос инспектор. – Вот же чёрт!

Отношения между старшим инспектором посёлка и окружным комиссаром (непосредственным его начальником) были, мягко говоря, непростыми. И на то были свои веские причины…

Господин окружной комиссар любил всяческое славословие и неприкрытый подхалимаж в свой адрес… но ни славословить, ни подхалимничать старший инспектор так и не научился, да, честно говоря, и не желал учиться. Противно ему было угодничать перед кем бы там ни было, тем более, перед этой заносчивой посредственностью, облечённой, по какому-то нелепому недоразумению, столь значительной властью.

Окружной комиссар, несмотря на всю свою посредственность, полным дураком всё же не был, а посему сразу же, с первой же встречи с инспектором, почувствовал истинное отношение к своей особе со стороны этого строптивого подчинённого. И давно б уже старший инспектор с треском вылетел со службы, если бы не влиятельный дядя-сенатор. Именно из-за дяди окружной комиссар не мог поприжать инспектора в полную силу, ограничиваясь лишь мелкими словестными придирками да такими вот неожиданными наездами, совершаемыми в тщетной надежде застать непокорного подчинённого врасплох.

Врасплох он инспектора так и не застал ни разу, но крови попортил изрядно…

Выбежав на улицу и невольно взглянув налево, в сторону конюшни, инспектор с удивлением не обнаружил там такой знакомой красной кареты. Там вообще ничего не стояло, кроме недавно прибывшего почтового дилижанса.

Это было странно и даже необъяснимо, ибо господин окружной комиссар не пользовался никаким видом транспорта, кроме своей глубокоуважаемой кареты. И уж тем более он никогда не снизошёл бы до такого плебейского средства передвижения, как почтовый дилижанс.

Лошадей из дилижанса уже выпрягли, заменили им железные дорожные намордники на стойловые, ременные… и теперь со всеми предосторожностями заводили по одной в стойло. Занимались этим опасным делом, понятное дело, мутанты… а конюхи-люди с заряженными арбалетами стояли поодаль